Однажды. Сборник стихов и сказочных историй - Наталья Данилова

– Карл у Клары украл кораллы. За это ему не сносить головы. По повеленью принцессы Клары казнь состоится завтра! Увы!

Слово «Увы» глашатай вплел сюда вовсе не из сочувствия к Карлу, а всего лишь ради рифмы: увы – головы. Красота и порядок! И не к чему придраться.

Якоб был настолько ошеломлен, что по ошибке допил тот самый кофе, который остался после их так неудачно закончившегося штурма королевской спальни.

Теперь Якоб спал и не ведал, что в темнице узнику Карлу уже огласили приговор суда.

Оставалась только одна формальность: исполнить последнее желание смертника, которое считалось священным и выполнялось всеми королями неукоснительно.

И тут Карл попросил, чтобы перед тем, как ему, безвинно пострадавшему, отсекут голову, народу было бы объявлено о том, что прежде Клара у Карла украла кларнет, а уж потом Карл, чтобы восстановить справедливость, украл у Клары кораллы.

Карл теперь хотел только одного – спасти свое честное имя.

Королю передали об этом последнем желании преступника, которым нельзя было пренебречь, и король потребовал привести Карла в королевские покои.

– Ты должен немедленно отказаться от своего желания или изменить его, – властно потребовал король.

– Ни за что! – С металлом в голосе отчеканил Карл. – Я его не изменю, чего бы мне это не стоило.

Король удивленно взглянул на музыканта и развернул свиток, где было записано его последнее желание.

– Эгоист! Ну, это же невозможно произнести. В какое положение ты ставишь глашатая, он же непременно собьется, читая это. Все будут смеяться над ним и его придется разжаловать в солдаты.

«Клара у Карла украла кларнет, а Карл у Клары украл кораллы» тьфу, ну вот видишь, сколько раз я сбился. Ужас!

– Ничего, – сказал Карл, – нужно произносить эту фразу, слегка растягивая слова, и тогда никто ни за что не собьется.

И он громогласно продекламировал:

– Клара у Карла украла кларнет…

– Замолчи! – оборвал Карла король. – У тебя нет сердца! Ну, ничего, скоро не будет и головы. Такое говорить про девушку. Её же никто после этого в жены не возьмет!

– А зачем она вообще его украла? Вы об этом не задумывались? – спросил короля Карл.

– Нет! – ответил король, – мне вообще некогда заниматься такими глупостями. У меня и так дел невпроворот. И что ты заладил: украла, украла… Запомни, что для простолюдина «украл», то для нас – королей просто «взял». Захотел и взял. И потом, хоть бы и украла что – нибудь полезное для дома, а то подумаешь, великая ценность – кларнет, деревяшка с дырками.

И тут в королевскую залу вошла принцесса Клара с кларнетом в руках и коралловым ожерельем на шее.

– Это не простая деревяшка, папа, ты не прав, – сказала Клара печальным голосом.

– И я не права, что похитила кларнет у Карла. Да ещё таким вероломным образом. Я была так очарована его звучанием, что подумала будто это кларнет волшебный, и я смогу также как Карл заставить его извлекать неземную музыку.

– Вот видишь, Карл, – сказал король, всхлипывая. – Какая у моей дочери тонкая натура. Ни стыда у тебя, ни совести. Сравнил свою никчемную дудку с бесценными кораллами ее высочества. Они достались ей еще от моей прабабки.

– Мне не нужны были кораллы, я и не собирался их красть.

– И это говорит человек, которого поймали с поличным! Каков негодяй, – король снова вышел из себя. – Немедленно измени свое последнее желание или ты умрешь просто так… безо всякого желания.

И тут заговорила принцесса:

– Папа, пап, отпусти Карла домой. Он – всё-таки великий музыкант, а самое главное – он ни в чем не виноват.

– Ах, какая велико-хитро-мудрая у меня дочь. Действительно! Мы отпустим его домой, и никому ничего не нужно будет объяснять.

Принцесса Клара вернула Карлу его кларнет и произнесла виновато-печальным голосом:

– Мне очень жаль, что все так случилось, простите меня Карл и не помните зла, которое я вам причинила. Стража, отпустите его.

Карл взглянул на прощанье на прекрасное лицо принцессы, которая, оказывается, ценила музыку больше чести.

В отличии от него, хоть он и был простолюдином.

– Обещаю никогда не рассказывать о вашем преступлении, принцесса, будьте счастливы!

Он бережно прижал к груди кларнет, и молча, склонил голову перед королевской семьей.

Поговаривали, что Клара так и не вышла замуж, потому что после этого случая на её некогда прекрасном лице появилось уродливое, чёрное пятно. Несмываемое пятно позора. Она очень его стеснялась и всегда прятала под вуалью.

А добрый Карл сдержал слово. Нигде и никогда он не говорил о том, что принцесса Клара была замешана в краже кларнета, больше того, он взял слово с Якоба, чтобы и тот никому не рассказывал этой печальной истории.

Но однажды, ах это «однажды», Карл как обычно вышел на площадь давать свой утренний концерт и после очередных аплодисментов и криков «Браво» над окружавшей его толпой прозвучало:

«Клара украла у Карла кларнет, а Карл у Клары украл кораллы» – это был звонкий мальчишеский голос.

Зеваки ахнули, и стократное эхо повторило эту фразу, дошедшую до наших дней в виде безобидной скороговорки. Изрядно смутившийся Карл зря тогда подумал на Якоба.

Это все звёзды. Они всё видят! От них ничего нельзя скрыть.

Звёзды решили увековечить эту историю, тем более, что перед Карлом они были в большом долгу.

«Женщина моей мечты»

(идея для кино)

«Кавычки открываются… —

Это обычное словосочетание из школьной грамматики вызвало взрыв смеха и бурные аплодисменты.

– Друзья мои, мы собрались сегодня в этом уютном зале, чтобы снова, хоть ненадолго вернуться к своим истокам. Детство, как мы теперь понимаем, а ведь нам есть с чем сравнивать, это пора – абсолютного, безмятежного счастья… – голос оратора заглушила не к месту зазвучавшая музыка. Так, по-хозяйски, начал работу солист оркестра ресторана «Белый рояль», где проходила встреча одноклассников выпуска 30-летней давности.

На почётном месте, в торце длинного стола сидела седенькая, изрядно постаревшая, блаженно улыбающаяся литераторша, бывшая когда-то по совместительству классным руководителем «звёздного» 10 —«А».

Между собой ребята звали её «Просто Мария».

Мария Ивановна была учителем русского языка и литературы и эти «кавычки» были её фирменным знаком. Она произносила их в любом контексте как слова-паразиты. Любой свой монолог она начинала с незабвенной фразы.

– Кавычки открываются, – говорила она ни к селу, ни к городу, – Белкин, ты почему опять дневник не заполнил?

Со стороны походило на «шизу», но во всем остальном Мария была в пределах нормы. Любила ребят, была с ними в меру строга, но справедлива, и они отвечали ей тем же. Когда Мария Ивановна давала волю чувствам, и словно вышедшая из берегов река, эти чувства переполняли её, то излишки нежности выплёскивались на плечи и головы учеников. В общем, любовь была взаимной и искренней.

Торжественная, вступительная часть ресторанного действа подходила к концу. Оратором был тот самый Белкин, дневник которого вечно выглядел как Золушка-замарашка и, по всей видимости, служил в домашних условиях подставкой под горячее, или может быть, вернувшиеся с работы родители имели привычку рассматривать дневник во время семейного ужина, оставляя на нём характерные гастрономические следы. Тем не менее, это не помешало

Белкину блестяще закончить в своё время институт культуры, и стать вполне успешным и востребованным тамадой.

Приноровившись, к перекрывавшему его голос музыкальному сопровождению, и взяв на несколько тонов выше, Белкин профессионально продолжил свой спич.

– А теперь, дорогие друзья, внимание! Дорогая, Мария Ивановна! Мне поручено от всех нас, в знак любви и глубочайшего уважения вручить вам этот скромный букет.

Белкин махнул рукой и в зал внесли полутораметровую «Вавилонскую башню» составленную из цветов немыслимой красоты. Позже, Марией Ивановной в недрах букета будет обнаружен ещё и конверт с оплаченной путёвкой на двоих в один из средиземноморских курортов.

Все не сговариваясь, разом ахнули и заёрзали на стульях, а Белкин вдогонку отправил реплику:

– Основной спонсор пожелал остаться неизвестным.

Как по команде, все перевели взгляд на легенду класса – Бориса Стоцкого, который, выразительным, театральным жестом, якобы отводя от себя подозрения, демонстрировал свою абсолютную непричастность к происходящему.

Борис для всех бывших одноклассников был «тёмной лошадкой».

После «выпускного» класс регулярно встречался. Сначала каждый год, позже – каждые пять лет. И друг о друге все знали всё до мельчайших подробностей, даже интимного характера. Но респектабельного Бориса после 30летнего перерыва, собравшиеся в «Белом рояле» видели впервые. Поэтому живейший интерес к этой весьма таинственной для всех персоне был вполне объясним. Поговаривали, что после окончания школы он отбыл за кордон, где учился, делал карьеру, в области которая ни у кого не вызывала сомнения, так как он был сыном довольно известного ещё в советские времена дипломата. Скорее всего, папины связи и возможности распахнули перед Борисом двери в большой мир, где он, припеваючи, по всей видимости, и живёт, по сей день.